среда, 10 декабря 2008 г.

dj pierre

Диджей Пьер о том, как придумал эйсид-хаус, бандитском Чикаго 80-х, Бараке Обаме, и о том, почему ветеранам клубного движения трудно конкурировать с молодыми звёздами.

«Мне повезло. В то время я жил в пригороде Чикаго. Банды туда редко наведывались. Но у многих моих родственников было жильё в самом центре города, и они насмотрелись там всякого»

— Расскажите, как вы придумали эйсид-хаус.

— Как-то мы со Spanky — моим приятелем по группе Phuture — наткнулись на одну забавную машинку фирмы Roland. Называлась он TB-303, позиционировалась, как обычный басовый синтезатор, но не пользовалась особой популярностью у музыкантов. От нечего делать мы стали с ней разбираться. Ничего конкретного — просто экспериментировали, но в результате придумали музыку, которую потом назвали эйсид-хаусом.

— Roland должны были заплатить вам. Они собирались снимать этот синтезатор с производства, но тут появились вы и продажи инструмента стремительно возросли.

— В то время мы были молоды и наивны. Нас обрадовало уже то, что наш первый эйсид-трек «Acid Trax» взялся крутить на вечеринках гуру Рон Харди. Так что ни о каких денежных отчислениях от компании Roland мы и не думали. Однажды мне позвонили их менеджеры и предложили кое-что из оборудования. TB-303 уже много лет, но он по-прежнему в цене. Уже четверть века музыканты охотятся за этой железкой.



— А вот говорят, эйсид-хаус появился благодаря синтетическим наркотикам.

— Да нет, мы всегда были против стимуляторов. Когда называли свой трек «Acid Trax», то понятия не имели, что эта фраза станет ассоциироваться с наркоманами-клабберами. Нашу музыку крутили в клубах, люди под неё танцевали, кто-то пошутил, что под такие треки народ двигается так, как будто бы он под кислотой — с этого всё и пошло.

Эйсид-хаус полтора десятка лет был главной музыкой на европейских рейвах, но долгое время никто из посетителей вечеринок понятия не имел, откуда эта музыка взялась и кто её придумал. Наши европейские дистрибьюторы не очень-то заботились о том, чтобы объяснить, что трек совсем не о наркотиках. Их вполне устраивала легенда. С ней, вроде бы, музыка лучше продавалась.

— Эйсид-хаус — неформатная музыка. Почему он так популярен?

— Думаю, этого никто не знает. Сначала человеку просто интересно, почему кого-то там срывает с катушек на танцполе под непонятную музыку. Затем он попадает на рейв, видит тысячи счастливых людей, и в какой-то момент сам попадает в эту гущу. Продюсеры и лейблы видят, что эйсид-хаус работает как надо, и продолжают поставлять на рынок новые пластинки. Например, недавно со мной связался концерн Ministry of Sound и пригласил в следующем году в праздничный тур — эйсид-хаусу уже двадцать лет.

— А обычная музыка из телевизора вам интересна?

— Да, мне многое нравится из мейнстрима. Я могу принять и понять абсолютно любую музыку. Ну, может быть, кроме тяжёлого метала. Рианна, Канье Уэст, Крис Браун, Эстелль — это то, что сразу вспомнилось. Поп мне интересен с детских лет. У моей мамы было много пластинок популярного джаза. Дядя был музыкантом в оркестре Дюка Эллингтона. Все мои братья и сёстры играли на инструментах. Я стучал на барабанах, и у меня была группа. Мы играли марши. Как-то раз даже стали чемпионами штата!



— Клубным ветеранам трудно конкурировать с молодыми диджеями?

— Всё дело в деньгах. Раньше тебя приглашали играть потому, что ты имел определённый вес и заслуги в этой среде. Теперь менеджеры заведений идут на всё, чтобы угодить публике, и приглашают выступать раскрученных звёзд. Молодые часто просто не в курсе, чем интересны и примечательны диск-жокеи старшего поколения. С одной стороны такая ситуация стимулирует маститых диджеев прошлого быть креативными, угадывать и оправдывать желания современной публики. С другой — такие вещи, несомненно, вредны. Клубы, да и вся музыкальная индустрия в целом, должны ещё и обучать и наставлять свою аудиторию. Иначе идеи и суть клубной музыки окончательно забудутся.

— В 80-х Чикаго был криминальным городом. Вам доставалось от уличных банд?

— Мне повезло. В то время я жил в пригороде Чикаго. Банды туда редко наведывались. Но у многих моих родственников было жильё в самом центре города, и они насмотрелись там всякого.

— Сейчас Чикаго изменился?

— Да, радикально. Районы развиваются, и криминал из них практически ушёл. Но, к сожалению, Чикаго ещё долго не избавиться от имиджа города бандитов. Слишком длительнее время он был оккупирован мафией. Эта гангстерская ментальность ощущается до сих пор. Многие молодые люди по-прежнему мечтают выглядеть, как криминальные авторитеты.

— Почему в криминальном Чикаго 80-х возникло такое мощное музыкальное течение?

— В тот период музыка объединяла людей. Чем больше было грязи и криминала снаружи, тем сильнее хотелось сплотиться и укрыться от него. И многие нашли такое убежище в клубах.

— Вы, конечно, за Барака Обаму голосовали?

— Да, естественно. Я его поддерживал, и то, что он стал президентом, — один из самых счастливых моментов в моей жизни. Я молюсь, чтобы у Барака хватило сил. Ему предстоит много чего изменить в жизни Америки.

— Например?

— Думаю, в конце концов, Европа и весь остальной мир станут теплее относиться к США. Потому что несколько последних лет Америка, прямо скажем, была немного неадекватна. Уверен, Обама будет более дипломатичным в международных отношениях, и, надеюсь, он станет строить политику, прежде всего, думая о людях. Думаю, Барак Обама станет действительно народным президентом. На этом, в общем-то, и строится демократия. Всё население Америки — и белые, и чёрные — смогут, не боясь, говорить, что думают, и быть услышанными.
для Time Out Kiev
Читать дальше......