Что-то типа эссе Gonjasufi о музыке, философии ислама, асанах, песнях третьего мира и жизни в пустыне.
Прежде чем рассуждать о таких терминах, как «саунд», «звукоизвлечение», «модность», «стилизация» и так далее, нужно прояснить на мой счёт одну вещь. Для меня музыка — даже больше, чем форма выражения личного опыта. Музыка — это оружие борьбы с мировыми тёмными силами. Ещё — инструмент для изучения нашего мира. Быть музыкантом — большая ответственность.
Под саундом в широком смысле слова я подразумеваю именно это. Музыка, по большей части, действует на молодёжь, и, часто, она куда доходчивей и авторитетней традиционных социальных институтов объясняет молодёжи, как нужно на самом деле жить. Хотя бы поэтому, музыка — самая важная вещь в мире.
Дети не получают всех ответов в школе. Они ищут, что-то пробуют, куда-то стремятся. Подавляющее большинство из них переключается на музыку. И главное тут — чтобы музыка не сделала их омерзительными. Когда я был молодым человеком, музыка подсказывала, что и как мне делать. Жизнь — это долгая борьба. То, о чём переживал, я выражал в песнях. Хочется верить, всё это можно расслушать между нот и куплетов. Надеюсь, там, где я проигрывал в жизни, я побеждал в музыке.
Что такого мистического в музыке? Я думаю, ответ нужно искать в том, насколько правдивы и искренни люди, её сочиняющие. Я слушаю Боба Марли и понимаю, что в этот момент наши души соединены. Музыка — нить, которая связывает много образов. У настоящих песен эта нить не ослабевает никогда, пусть они были записаны хоть полвека назад. С юности хорошие песни навсегда остаются со мной. К счастью, во мне и сейчас всё ещё достаточно свободного пространства для новой музыки. Причём, она всегда сама меня находит. Скажем, одно время я слушал только жёсткий рэп и не воспринимал, например, рок. Затем я переключился на джаз. Но жанры, в конечном итоге, не играют никакой роли.
Некоторые считают, что моя музыка звучит несовременно, но здесь вот что: когда технологии начинают властвовать над душами, они в конце концов разрушают их. Как вообще возникли технологии? Их придумали люди, которым эти технологии были необходимы. Звук, сделанный своими руками, — всегда верное решение. Даже если у тебя приличный технологический арсенал. Так, например, работал Джими Хендрикс. Вообще, я сейчас люблю «саунд» куда сильнее, чем ещё год назад. Потому что появилась уйма невероятных групп, делающих невероятные вещи. Музыка снова стала прекрасной. В ней опять зажглась жизнь. Я безумно воодушевлён — ещё три года назад всего этого не было.
Я пытаюсь найти в музыке себя и Бога. Это — моя единственная задача. Моя музыка — она в сердце. Причём, ещё с тех пор, когда я был ребёнком. Я знаю, как должна звучать моя музыка, какой у неё должен быть вкус и цвет, какая она на ощупь. Это и есть мой рабочий материал. Я хочу быть оратором. Оратором третьего мира, который обращается к первому. Даже не смотря на то, что я как раз живу в так называемом первом мире. Так что моя музыка — это больше чем просто самовыражение. Это дыхание. Дыхание между Востоком и Западом. Между «лево» и «право». Между Инь и Янь. Земля хочет объединить их. Создать место, где в согласии будут жить все — и люди всех рас, и животные.
Я разделяю суфизм — религиозно-мистическое течение в исламе. Он, если можно так выразиться, — комфортен. Потому что, говоря метафорически, в нём нет униформы, которую ты обязательно должен носить. Когда в униформе ходят школьники — это нормально и имеет смысл, но у меня в детстве было ощущение, что после уроков эту униформу никто не снимал, и я в том числе. Я знаю, что сегодня многие не задумываются об идеях и концепции суфизма в целом, а видят в нём только ложь и насилие. Но вопрос не в том, чтобы пристально рассмотреть плохую сторону, а наоборот — в том, чтобы вынести из этого что-то хорошее. Люди рассуждают о суфизме, не зная и не понимая его. У дервишей была притча про слона и слепцов. Они трогали разные части животного и затем «авторитетно» рассуждали о том, как на самом деле выглядит слон. Я уверен, мы должны найти место между всеми религиями. Потому что, на самом-то деле, каждый и прав и неправ. Правда же в результате одна. Ведь, по большому счёту, все ищут ответы на одни и те же вопросы.
Взять любовь. Любовь — это действие. В том числе оно проявляется в том, чтобы учиться уважать старших. Молодёжь должна уважать родителей. Старшее поколение — это мост между тем, чего ты не знаешь и что тебе знакомо. Старшее поколение — трап, идя по которому молодёжь получает знания. Это единственное честное обучение.
Нужно не бояться себя. Не бояться парить, не бояться сомневаться, чувствовать, смотреть чуть дальше общепринятых устоявшихся рамок. Вот, смотрите, необходимо образно оторваться от того места, где мы существуем (я имею в виду наши «прогрессивные» континенты со всеми их уставами), чтобы понять, как на самом деле близки Африка и, скажем, Европа. Тогда становится ясно, насколько они одинаковы. В школе учили, что Африка появилась очень давно и отстоит от нас на целые жизни. И что мы её никогда не поймём. Но сейчас, когда у меня была возможность туда съездить, я поразился, как она близка, прекрасна, как разумна эта трогательная деловитость африканских жителей. Это то, о чём я говорю.
Возьмите регги. Регги — восхваление Джа. Регги-песни — это молитвы. Регги-музыканты знают правду, знают Мессию, потому что они знают Африку. Всё, о чём они поют — это основы, реальность. Это то, с чем, и как мы на самом деле живём. Об этом постоянно твердили Ли «Скретч» Перри и все эти парни с Ямайки. Регги-музыка меня действительно вставляла в 90-е. Думаю, с середины 90-х до середины «нулевых». Мы были во всё это очень погружены. Я, Gaslamp Killer, мои приятели из Сан-Диего.
Как раз сейчас я снова повернулся к регги. Смотрю старые видео, особенно те, которые записывались в студиях. Это реально вдохновляет и мне хочется быть вовлечённым в это комьюнити. Но только не поверхностно, а гораздо глубже — постигнуть основы, докопаться до сути. Мне хочется объединить все свои важные опыты — йогу, школьную систему, тюремные реалии. Потому что… ну, потому что нужны большие перемены. Надо всё поменять, с самых основ. Наши школы должны принять африканские элементы обучения. У европейской системы образования было достаточно времени. Что она принесла — кажется, всем уже понятно.
Мы должны вспомнить о корнях — вот, что планета говорит нам сейчас. Надо учить детей правде. По всему выходит, что правительство ждёт, пока обычные люди возьмут всё в свои руки и сделают это сами. Но всё же просто — политикам не нужно ничего выдумывать и как-то напрягаться: надо просто заимствовать опыт.
Мы живём в реактивные времена. Сегодня существует расстояние между мыслью и действием, а между ними — бардак. И в нём, в этом бардаке, растут мои дети. И они уже уверены, что нет смысла в размышлениях — надо просто переходить к действиям. Верь и делай — вот сегодняшний лозунг. Делай, а смысл появится позже.
Я давно занимаюсь йогой. Для меня йога значит несколько больше того, чем она стала тут у нас, в Штатах. Честно говоря, я не знаю, какая у йоги концепция, но для меня она уж точно понятие более широкое, чем асаны — набор канонических поз. Да, асаны важны, потому что когда ты практикуешь, ты в этот момент можешь многое, если не всё. Ты можешь понять, как парить, можешь — научиться закрепляться на земле. Ты можешь летать и одновременно оставаться на месте. Летать и не думать о безопасном приземлении. Йога — это когда ты находишься как бы снаружи, вне темноты. И всё, что я узнаю на занятиях, должно использоваться только тогда, когда я выхожу из мрака. Принцип незатейливый: я просто как будто бы стою в комнате со многими ящиками (знаниями). Когда я чувствую, что покидаю комнату на какое-то время, использую то, чему я там научился. В этот момент приходит осознание самого себя.
Я люблю пространство. Я люблю пустыни. Я живу в пустыне Мохаве — это грандиозное открытое пространство. Там потрясающей красоты небо. Ты можешь лежать на спине и, ну, — понимаете!.. Там волшебно ночью, когда совсем нет света. Вы даже не представляете, сколько там звёзд! Я наслаждаюсь этим каждый день. Это невероятно! Я не знаю, сколько ещё есть мест на земле таких, как моя пустыня. Это очень древнее место. Священное. Оно наполнено смыслом. Особенно это понимаешь, живя вблизи от Лас-Вегаса — человеческих трущоб. В них ты просыпаешься после ночной тусовки с похмельем. Светает, ты в депрессии закуриваешь — вот она цивилизация.
Вообще, знаете, я самый большой лжец на земле. Потому что я себя очень хорошо знаю. Я знаю, насколько я на самом деле нехороший. Правда в том, что я далеко не всегда полностью открыт. Иногда я делаю то, что можно обозначить, как: полное дерьмо. Всё это из-за эго. У меня есть эго, и временами оно выпирает. Я всё ещё засранец, понимаете? Я всё ещё самый большой лжец на Земле.
Сейчас тяжёлые же на самом деле времена. И могущественные. Я стараюсь быть максимально открытым, насколько могу. Люди верят в общение, тянутся к нему. Я думаю, это самое простое и, одновременно, грандиозное, что мы можем делать друг для друга: вот вам мой мессидж.
для «Шо»
Читать дальше......
«Когда в униформе ходят школьники — это нормально и имеет смысл, но у меня в детстве было ощущение, что после уроков эту униформу никто не снимал, и я в том числе»
Прежде чем рассуждать о таких терминах, как «саунд», «звукоизвлечение», «модность», «стилизация» и так далее, нужно прояснить на мой счёт одну вещь. Для меня музыка — даже больше, чем форма выражения личного опыта. Музыка — это оружие борьбы с мировыми тёмными силами. Ещё — инструмент для изучения нашего мира. Быть музыкантом — большая ответственность.
Под саундом в широком смысле слова я подразумеваю именно это. Музыка, по большей части, действует на молодёжь, и, часто, она куда доходчивей и авторитетней традиционных социальных институтов объясняет молодёжи, как нужно на самом деле жить. Хотя бы поэтому, музыка — самая важная вещь в мире.
Дети не получают всех ответов в школе. Они ищут, что-то пробуют, куда-то стремятся. Подавляющее большинство из них переключается на музыку. И главное тут — чтобы музыка не сделала их омерзительными. Когда я был молодым человеком, музыка подсказывала, что и как мне делать. Жизнь — это долгая борьба. То, о чём переживал, я выражал в песнях. Хочется верить, всё это можно расслушать между нот и куплетов. Надеюсь, там, где я проигрывал в жизни, я побеждал в музыке.
Что такого мистического в музыке? Я думаю, ответ нужно искать в том, насколько правдивы и искренни люди, её сочиняющие. Я слушаю Боба Марли и понимаю, что в этот момент наши души соединены. Музыка — нить, которая связывает много образов. У настоящих песен эта нить не ослабевает никогда, пусть они были записаны хоть полвека назад. С юности хорошие песни навсегда остаются со мной. К счастью, во мне и сейчас всё ещё достаточно свободного пространства для новой музыки. Причём, она всегда сама меня находит. Скажем, одно время я слушал только жёсткий рэп и не воспринимал, например, рок. Затем я переключился на джаз. Но жанры, в конечном итоге, не играют никакой роли.
Некоторые считают, что моя музыка звучит несовременно, но здесь вот что: когда технологии начинают властвовать над душами, они в конце концов разрушают их. Как вообще возникли технологии? Их придумали люди, которым эти технологии были необходимы. Звук, сделанный своими руками, — всегда верное решение. Даже если у тебя приличный технологический арсенал. Так, например, работал Джими Хендрикс. Вообще, я сейчас люблю «саунд» куда сильнее, чем ещё год назад. Потому что появилась уйма невероятных групп, делающих невероятные вещи. Музыка снова стала прекрасной. В ней опять зажглась жизнь. Я безумно воодушевлён — ещё три года назад всего этого не было.
Я пытаюсь найти в музыке себя и Бога. Это — моя единственная задача. Моя музыка — она в сердце. Причём, ещё с тех пор, когда я был ребёнком. Я знаю, как должна звучать моя музыка, какой у неё должен быть вкус и цвет, какая она на ощупь. Это и есть мой рабочий материал. Я хочу быть оратором. Оратором третьего мира, который обращается к первому. Даже не смотря на то, что я как раз живу в так называемом первом мире. Так что моя музыка — это больше чем просто самовыражение. Это дыхание. Дыхание между Востоком и Западом. Между «лево» и «право». Между Инь и Янь. Земля хочет объединить их. Создать место, где в согласии будут жить все — и люди всех рас, и животные.
Я разделяю суфизм — религиозно-мистическое течение в исламе. Он, если можно так выразиться, — комфортен. Потому что, говоря метафорически, в нём нет униформы, которую ты обязательно должен носить. Когда в униформе ходят школьники — это нормально и имеет смысл, но у меня в детстве было ощущение, что после уроков эту униформу никто не снимал, и я в том числе. Я знаю, что сегодня многие не задумываются об идеях и концепции суфизма в целом, а видят в нём только ложь и насилие. Но вопрос не в том, чтобы пристально рассмотреть плохую сторону, а наоборот — в том, чтобы вынести из этого что-то хорошее. Люди рассуждают о суфизме, не зная и не понимая его. У дервишей была притча про слона и слепцов. Они трогали разные части животного и затем «авторитетно» рассуждали о том, как на самом деле выглядит слон. Я уверен, мы должны найти место между всеми религиями. Потому что, на самом-то деле, каждый и прав и неправ. Правда же в результате одна. Ведь, по большому счёту, все ищут ответы на одни и те же вопросы.
Взять любовь. Любовь — это действие. В том числе оно проявляется в том, чтобы учиться уважать старших. Молодёжь должна уважать родителей. Старшее поколение — это мост между тем, чего ты не знаешь и что тебе знакомо. Старшее поколение — трап, идя по которому молодёжь получает знания. Это единственное честное обучение.
Нужно не бояться себя. Не бояться парить, не бояться сомневаться, чувствовать, смотреть чуть дальше общепринятых устоявшихся рамок. Вот, смотрите, необходимо образно оторваться от того места, где мы существуем (я имею в виду наши «прогрессивные» континенты со всеми их уставами), чтобы понять, как на самом деле близки Африка и, скажем, Европа. Тогда становится ясно, насколько они одинаковы. В школе учили, что Африка появилась очень давно и отстоит от нас на целые жизни. И что мы её никогда не поймём. Но сейчас, когда у меня была возможность туда съездить, я поразился, как она близка, прекрасна, как разумна эта трогательная деловитость африканских жителей. Это то, о чём я говорю.
Возьмите регги. Регги — восхваление Джа. Регги-песни — это молитвы. Регги-музыканты знают правду, знают Мессию, потому что они знают Африку. Всё, о чём они поют — это основы, реальность. Это то, с чем, и как мы на самом деле живём. Об этом постоянно твердили Ли «Скретч» Перри и все эти парни с Ямайки. Регги-музыка меня действительно вставляла в 90-е. Думаю, с середины 90-х до середины «нулевых». Мы были во всё это очень погружены. Я, Gaslamp Killer, мои приятели из Сан-Диего.
Как раз сейчас я снова повернулся к регги. Смотрю старые видео, особенно те, которые записывались в студиях. Это реально вдохновляет и мне хочется быть вовлечённым в это комьюнити. Но только не поверхностно, а гораздо глубже — постигнуть основы, докопаться до сути. Мне хочется объединить все свои важные опыты — йогу, школьную систему, тюремные реалии. Потому что… ну, потому что нужны большие перемены. Надо всё поменять, с самых основ. Наши школы должны принять африканские элементы обучения. У европейской системы образования было достаточно времени. Что она принесла — кажется, всем уже понятно.
Мы должны вспомнить о корнях — вот, что планета говорит нам сейчас. Надо учить детей правде. По всему выходит, что правительство ждёт, пока обычные люди возьмут всё в свои руки и сделают это сами. Но всё же просто — политикам не нужно ничего выдумывать и как-то напрягаться: надо просто заимствовать опыт.
Мы живём в реактивные времена. Сегодня существует расстояние между мыслью и действием, а между ними — бардак. И в нём, в этом бардаке, растут мои дети. И они уже уверены, что нет смысла в размышлениях — надо просто переходить к действиям. Верь и делай — вот сегодняшний лозунг. Делай, а смысл появится позже.
Я давно занимаюсь йогой. Для меня йога значит несколько больше того, чем она стала тут у нас, в Штатах. Честно говоря, я не знаю, какая у йоги концепция, но для меня она уж точно понятие более широкое, чем асаны — набор канонических поз. Да, асаны важны, потому что когда ты практикуешь, ты в этот момент можешь многое, если не всё. Ты можешь понять, как парить, можешь — научиться закрепляться на земле. Ты можешь летать и одновременно оставаться на месте. Летать и не думать о безопасном приземлении. Йога — это когда ты находишься как бы снаружи, вне темноты. И всё, что я узнаю на занятиях, должно использоваться только тогда, когда я выхожу из мрака. Принцип незатейливый: я просто как будто бы стою в комнате со многими ящиками (знаниями). Когда я чувствую, что покидаю комнату на какое-то время, использую то, чему я там научился. В этот момент приходит осознание самого себя.
Я люблю пространство. Я люблю пустыни. Я живу в пустыне Мохаве — это грандиозное открытое пространство. Там потрясающей красоты небо. Ты можешь лежать на спине и, ну, — понимаете!.. Там волшебно ночью, когда совсем нет света. Вы даже не представляете, сколько там звёзд! Я наслаждаюсь этим каждый день. Это невероятно! Я не знаю, сколько ещё есть мест на земле таких, как моя пустыня. Это очень древнее место. Священное. Оно наполнено смыслом. Особенно это понимаешь, живя вблизи от Лас-Вегаса — человеческих трущоб. В них ты просыпаешься после ночной тусовки с похмельем. Светает, ты в депрессии закуриваешь — вот она цивилизация.
Вообще, знаете, я самый большой лжец на земле. Потому что я себя очень хорошо знаю. Я знаю, насколько я на самом деле нехороший. Правда в том, что я далеко не всегда полностью открыт. Иногда я делаю то, что можно обозначить, как: полное дерьмо. Всё это из-за эго. У меня есть эго, и временами оно выпирает. Я всё ещё засранец, понимаете? Я всё ещё самый большой лжец на Земле.
Сейчас тяжёлые же на самом деле времена. И могущественные. Я стараюсь быть максимально открытым, насколько могу. Люди верят в общение, тянутся к нему. Я думаю, это самое простое и, одновременно, грандиозное, что мы можем делать друг для друга: вот вам мой мессидж.
для «Шо»
