Джо Найт о кассетах, занудстве сонных пригородов, мелодичности лоу-фай-записей и о ленивой смыслообразующей мечте жителей американских провинциальных городов.
«Песни Rangers такие же, как я — занудные, вялые, и слушая их, кажется, что сочинил всё это немного уставший, немного разочаровавшийся белый человек»
— Ваш альбом Suburban Tours — как будто бы ода будничной Америке 80-х: сама музыка, клипы, сделанные словно для VHS, сюжеты и дизайн этих видео, песни, распространяемые на кассетах. Чем вам всё это так интересно?
— По поводу оды я и согласен, и нет. Этот альбом действительно вышел чем-то вроде сборника историй об однообразных буднях пригородной Америки. Песни малоподвижные, монотонные, полые — примерно так и выглядит наша пригородная жизнь. Причём, никакой концепции у диска не было, пока я не записал первые 6-7 песен. В какой-то момент мне показалось, что эти композиции — отображение жизни небольших городов США. Они, эти песни, такие же, как я — занудные, вялые, и слушая их, кажется, что сочинил всё это немного уставший, немного разочаровавшийся белый человек.
Не скажу, что это гимны провинции. Или что это её осуждение. Пластинка получилась манифестом для каждого, кто более-менее долгое время прожил в сонном пригороде. Suburban Tours о тоске, унынии, томлении и бесконечной утопической мечте: «Как бы мне хотелось находиться в лучшем месте». Последняя песня альбома, «Airport Lights», синонимична выражению «свет в конце туннеля». На обложке альбома есть светлые пятна, в «конце туннеля» ты их обязательно увидишь. Это — метафора: лучшее — впереди, но чтобы оно случилось, ты должен покинуть насиженное место.
А по поводу «Америки 80-х» — да, в моих песнях есть какой-то дух того времени, но я не старался записать «пластинку под 80-е».
— Ну, в общем, да. Та декада, вероятно, так или иначе из моего творчества выпирает, но, скорее, тут виной техническое оборудование. В основном, ритм-машинка и синтезатор. Я использую какие-то типичные эффекты 80-х — например, реверберацию, или делаю рельеф у звука, как было принято четверть века назад. Это глазурь. Она покрывает мою музыку саундом 80-х. Но делаю я это не намеренно.
— А лоу-фай запись — это тоже не намеренно?
— Так, как я всё записываю дома, то по умолчанию музыка выходит лоу-файной. Я не против качественного продакшена. Мне бы очень хотелось записать круто звучащую пластинку, однако это требует много денег. Нужно либо арендовать приличную студию, либо купить дорогостоящее оборудование. Нужны хорошие микрофоны, усилители, компрессоры, синтезаторы, но главное — правильное место с идеальной акустикой. У меня из этого нет ничего. Так что я стараюсь выдавать максимально хороший результат при помощи тех средств, которые у меня есть.
— Вы по этим же соображениям альбомы на кассетах выпускаете?
— Ну, по разным, но это одна из них. У меня старый компьютер. Чтобы хотя бы просто купить навороченный софт и новый компьютер, на котором этот софт будет работать, надо потратить от двух и более тысяч долларов. Моё нынешнее оборудование гораздо дешевле. Я купил восьмидорожечный кассетник за 250 баксов и Rangers сейчас действуют как обычная гаражная группа: я записываю наши сессии, а затем минимально их редактирую.
Запись на кассеты, в нашем случае, даёт больше пространства для манёвров. Магнитная лента добавляет правильные искажения в звучание, а ещё она хорошо передаёт тёплый аналоговый звук, что практически невозможно при цифровой записи. Есть эмуляторы, которые пытаются правильно воспроизвести аналоговые звуки, но результат всегда выходит неубедительным. Так что мне больше по душе кассетники. Мне бы вообще хотелось перейти на бобинный магнитофон и его можно достать задёшево, но он сложнее в обслуживании и настройке, так что я пока не решаюсь его приобрести.
— Ваша музыка сложно устроена. Она сыгранна на нескольких инструментах, там масса партий, каких-то нюансов, оттенков и полутонов, но чтобы все их распознать, приходится действительно внимательно слушать альбом. Кассетный звук, в этом смысле, кажется, музыке только на пользу — он стимулирует слушателей действительно вслушиваться в песни, как давно уже никто не делает.
— Возможно, так и есть. Да, я на самом деле тяготею к тому, чтобы не смотря на качество записи, делать музыку не нарочито простой, а яркой и многослойной. Ну, как будто бы пытаюсь использовать различные оттенки цветов, чтобы картины получались захватывающими и динамичными. И мне приходится вертеться в ограниченном пространстве. Причём, мне нравится и минималистическая музыка. Но она, как раз, лучше выходит на хорошем оборудовании.
— Как по-вашему, почему вообще вернулась эта эстетика? В Америке чуть ли не кассетный бум. Появилась куча лейблов, которые выпускают альбомы исключительно на кассетах.
— Музыканты, думаю, просто стали предпочитать аналоговую запись. Насчёт эстетики — даже не знаю. Кассеты приятно держать в руках и снова появилась возможность декорировать кассетные коробки на свой вкус.
— Для бума этого явно мало.
— Согласен. Ну, думаю, кассеты вернулись ещё и потому, что в их основе лежал принцип линейности. На кассетах ты не можешь управлять альбомами так же легко, как на компактах или в папках с mp3. Здесь нельзя моментально перемотать песню, прощёлкать её и так далее. Словом, кассеты возвращают то, забытое ощущение, когда альбомы воспринимались чем-то цельным, монолитным.
Кассеты, правда, изнашиваются, но, по крайней мере, они не такие хрупкие, как CD. Помню, как я покупал первые компакты в начале 90-х. Они мне казались дико уязвимыми — одна маленькая царапина и диску конец.
— Ещё, кажется, кассеты, ну и глобально — лоу-фай, возвращают в музыку мелодии.
— Интересное наблюдение. Да, я согласен с тем, что продакшен в некоторой степени лишает песни музыкальности. Хотя я всё ещё верю, что при скрещивании классной мелодии и хорошего продакшена могут появляться фантастические композиции. Но вообще, да — лоу-фай технологии позволяют слушателям фокусироваться только на ткани музыки и в итоге понимать, чего реально стоит музыкант.
Считается, что ещё кассеты возвращают в музыку интимность, но уверен, с этим лучше справляется винил. Вообще, вся эта кассетная история связана с каким-то демографическим пластом. Люди среднего возраста помнят, как составляли сборники на кассетах, записывали на них песни с радио. Кассеты для таких — банальная ностальгия. Не думаю, что молодёжь ощущает какую-то там интимность и притягательность в том, что артисты, творчеством которых они интересуются, вдруг решают издавать свою музыку на кассетах.
— У вас какой магнитофон?
— Для записи я использую аппарат Tascam 488 mk II. Есть ещё небольшой кассетник для прослушивания, но, честно говоря, у меня не очень большая коллекция кассет. В основном я стараюсь слушать пластинки. На самом деле, технологии ведь не первичны. Главное — создать то особое настроение, когда, слушая песню, ты немедленно осознаёшь, что за человек её написал, какие у него были цели, замысел, стремления. Музыка, которую я действительно люблю, именно такая. Тут происходит моментальная связь с артистом. Думаю, это и есть вдохновение. для «Шо» Читать дальше......
Диджей Fresca и Pastor Mbhobho, на примере эволюции музыки квайто, рассказали о том, как с середины прошлого десятилетия менялась ЮАР.
«Ганьяни записывал миксы, затем отправлялся на единственную стоянку такси и там продавал кассеты. Это была одна из немногих возможностей заработать на творчестве — на стоянке был самый большой трафик условно состоятельных людей»
Начало DJ Fresca: Я начинал в 80-х в Соуэто — окраине Йоханнесбурга, месте, в которое при апартеиде власти сгоняли бедноту. Долгое время на вечеринках ставил музыку с кассет. Диджея, который открыл для всех нас эту культуру, зовут Ганьяни. Он легендарная личность. Забавно вспоминать, как всё начиналось. Ганьяни записывал миксы, затем отправлялся на единственную стоянку такси и там продавал кассеты. Это была одна из немногих возможностей заработать на творчестве — на стоянке был самый большой трафик условно состоятельных людей.
Затем мы перешли на винил. Помню, как купил первую пластинку. Мне исполнилось пятнадцать лет, и мама повела меня в магазин звукозаписывающей студии House Afrika Records. Чуть позже я поступил в Soul Candy Academy и там уже обучился всем премудростям музыканта и продюсера. Я был первым студентом этой академии, а теперь работаю там лектором.
Pastor Mbhobho: Есть романтическая легенда о том, что квайто появился благодаря комендантскому часу. Молодёжь, не успевавшая домой, разбегалась по клубам. Так возникло мощное клубное движение, которое оформилось в квайто-сцену. Так вот, эта легенда — ерунда. Хотя бы потому, что в то время у нас не было клубов. Мы тусовались на улицах.
DJ Fresca: Есть правило: никакого секса в комнате с шампанским. Долгое время у нас не было клубов. Точнее, у нас не было денег, чтобы их открывать. Вся квайто-культура рождалась на улицах. Мы просто собирались и устраивали вечеринки под открытым небом. Было красочно и уютно. Мы от души веселились, ощущали единение. Эти мероприятия были больше, чем просто вечеринки. Так, ежедневно мы праздновали то, что получили свободу от апартеида.
Родина квайто Pastor Mbhobho: Квайто — это музыка пригородов. Он вышел именно оттуда, а не из больших городов. Почему так произошло? Думаю потому, что в гетто жизнь была уж особенно не сахар. И квайто-песни на социальную тематику поддерживали молодых людей, указывали им верный путь.
DJ Fresca: Думаю, гетто всех стран примерно одинаковы. Мы зависали на улицах, собирались на шиса ньяму (барбекю), придумывали уличные названия для всего, а наши девушки сидели в парикмахерских и салонах красоты. Вся эта неприхотливая жизнь отражена в квайто-песнях.
Pastor Mbhobho: Квайто-песни были смелыми, хлёсткими, правдивыми. Казалось, ещё недавно за такие высказывания нас пачками бы бросали в тюрьму и вдруг — всё изменилось. Хотя, как оказалось, возникла новая проблема — старый неискоренимый менталитет. У пионера квайто, Мандозы, была песня «Uzoyithola kanjani, uhlezi ekhoneni?» Переводится примерно так: «Как ты собираешься строить новую свободную жизнь, если у тебя до сих пор сознание колонизированного?»
DJ Fresca: Квайто стал африканским госпелом пост-апартеидовского периода. Мы моментально реагировали на политические и социальные изменения, на рождавшееся новое общество. И тут же выдавали песни. Возьмите хит Артура Мафокате «Kaffir». Он о парне, который боится спорить с властями потому, что его немедленно арестуют. Я хочу сказать, квайто был больше, чем музыкой. Для нас он имел огромное общественное значение. Это то, вокруг чего объединилась вся Южная Африка. И никакого пафоса в этом утверждении нет.
Pastor Mbhobho: Ещё говорят, квайто-музыканты из разных пригородов переговаривались между собой при помощи песен. Передавали друг другу сообщения. Не уверен, что это так, потому что мы всё-таки жили не на зоне. Музыканты просто говорили о том, что происходит вокруг. Их песни цепляли, и, вероятно, бывало, музыкант из одного пригорода подхватывал какую-то мысль музыканта из другого, и пытался её развивать.
Технические характеристики DJ Fresca: Технически, истоки квайто стоит искать хотя бы в бабблгам-поп-музыке, которая была у нас популярна в середине 80-х. Потом к нам просочился американский хаус. Собственно, микс обоих направлений и стал базой для квайто. В нём есть и что-то от традиционной африканской музыки. Например, от мбаканги. Но в основном всё африканское в квайто — это тексты песен, которые мы накладывали на модный в то время бит. Гораздо сильнее вокруг квайто накручивались какие-то наши личные внешние атрибуты. Скажем, мы сами придумали, как под квайто нужно танцевать и одеваться.
Pastor Mbhobho: Не верно считать, что квайто — агрессивная музыка. Тут нужен другой угол зрения. Квайто-музыканты — перовое свободное поколение южноафриканцев. Они задействовали весь свой бездонный потенциал, очень точно, без украшательств и сдерживания выразили жизнь своего поколения. Волшебство этой музыки в том, что она оказалась максимально честной. Благодаря этому появилось столько талантов.
DJ Fresca: Модная индустрия играла большую роль в становлении квайто. Вдруг стали популярными полосатые рубашки, «Конверсы», какие-то забавные панамки. Девушки наряжались в брючные костюмы. Ты должен был выглядеть так, как парень из гетто (впрочем, мы все и были из гетто), но при этом не стесняться танцевать. Наш танец назывался пэнтсулой — нечто среднее между брейк-дансом, диско и R’n’B.
Pastor Mbhobho: Любой хороший жанр развивается, постоянно меняет направление. Это нормальная эволюция. С квайто же вот что: я думаю, тексты в нём всё-таки всегда оттенялись самой музыкой. Это закономерно. Музыкой, если она настоящая, всегда можно выразить больше, чем словами.
DJ Fresca: Да, когда квайто только появился, то стал что ли эмоциональной критикой наших бывших «благодетелей» и их делишек. Но он не был литературным жанром. Сочинялись какие-то короткие куплеты, обрывочные ёмкие строчки, а канвой был ритм — жёсткий и грубый.
Pastor Mbhobho: Вероятно, это стало одним из достижений нового времени. Мы свергли апартеид, у нас появилась свобода, стало можно самовыражаться. Не было никаких законов — эксперименты ни кого больше не пугали. В том числе, и эксперименты в музыке.
DJ Fresca: Я думаю, в то время мы были очень увлечены небыстрой хаус-музыкой. Тогда она считалась ультрамодной. И, как оказалось, практичной: под неё можно было зажиматься с девушками.
Раскол DJ Fresca: Изначально квайто был похож на замедленную версию американского хауса. Мы брали их ритмику, добавляли свои басы и начитывали поверх тексты про жизнь в гетто. Затем появилась группа Tkzee, которая навсегда изменила квайто. Такие артисты, как Артур Мафокате, Brothers of Peace, Boom Shaka раскачали квайто-движение, но Tkzee стали мировым прорывом. Они сами говорили, что сделали из квайто гирлянду, засветившуюся над всем миром. Tkzee были очень коммерчески ориентированными. Из музыки не то, чтобы ушёл дух, но она стала другой. Даже в композиционном плане — практически чистый американский хип-хоп.
Pastor Mbhobho: У американского и южноафриканского рэпа есть много общего. По сути, это жёсткая музыка, темы стихов которой вертятся вокруг денег, девушек и роскошной жизни.
DJ Fresca: Квайто появился для того, чтобы сообщать о жизни в гетто. Он говорил языком улиц и для улиц. Мы не думали о деньгах. Всё, что нас волновало, это выйти на сцену и рассказывать людям о борьбе за свободу, о нищете вокруг, о каких-то банальных и непривлекательных трудностях. Нынешнее поколение квайто-музыкантов похоже на дорогие и броские ювелирные украшения. Но их свет не греет, в нём нет ни тепла, ни душевности. Их музыка лишена смысла. Там царят усреднённые стандарты. Теперь это «сетевая» музыка. Гламурные девушки на быстрых машинах. Шампанское «Моёт», виски «Джонни Уолкер», гнутые пальцы. Квайто превратился в ту музыку, которую вы каждый день смотрите по MTV.
Pastor Mbhobho: Квайто — разный и гибкий. Сначала он массивно освещал социально-политическую жизнь страны. Теперь он более гламурный, да. Но дело не в музыкантах, а в обществе. Артисты — только лишь проводники. Они и сейчас реагируют на то, что происходит в пригородах. Главное завоевание квайто осталось за ним — рассказывать правдивые истории. Гламур или политика — не важно. Почему квайто так трансформировался? Наверное потому, что изменилась жизнь. Квайто — музыка молодых. Выросло другое поколение, со своими желаниями, проблемами, стремлениями и объективной реальностью.
DJ Fresca: Настоящее квайто сейчас осталось только в районе города Дурбан. Музыканты оттуда до сих пор сопротивляются коммерциализации. Они делают квайто таким, каким оно было изначально.
Pastor Mbhobho: Да, я в курсе того, что пионеры квайто не довольны современным положением дел. Они считают, что квайто стал менее политизированным, а артисты теперь всё больше развлекают, чем наставляют. Из музыки ушла борьба. Квайто потерял свой первоначальный дух, идейность, суть. Ну, что я могу на это ответить: и мы, по своему, всё ещё продолжаем бороться. Только наш бой немного с другой стороны.
Бренд DJ Fresca: Квайто вырос на демократии. Он бесспорно играл большую роль в самоопределении молодых африканцев. Но я никогда не думал, что квайто-музыканты смогут стать настолько влиятельными. Я поменял мнение, когда однажды попал в центр Йоханнесбурга, и вдруг увидел своих ребят — Оскидо, Артура Мафокате, Boom Shaka. Они стояли там возле своих BMW и «Мерсов». И это парни, которые родились в пригородных гетто! Сейчас полно молодёжи, которая в 20-25 лет водит «Порши». Всё это благодаря демократии и Нельсону Манделе.
Pastor Mbhobho: Квайто стал брендом Южной Африки. Этот статус — весомый вклад в борьбу за свободу. Во всём мире нас знают по квайто. Так чем же, скажите, плоха глобализация? Не переживайте, у нас всё ещё есть и ортодоксальный квайто. Его делают в городе Дурбан.
DJ Fresca: С одной стороны глобализация это хорошо, с другой — отвратительно. Хорошо тем, что благодаря глобализации квайто стал известен во всём мире, и он отлично продаётся. Но плохо, что его почти полностью задавила западная культура. Она пришла сюда и всё изменила под себя.
Pastor Mbhobho: Раньше мы устраивали стихийные вечеринки в уличных кварталах. Теперь у нас есть современные клубы. Кажется, правда, совсем не изменился дресс-код. По-прежнему вся молодёжь одевается в брюки-хаки и «Конверсы».
DJ Fresca: Долгое время Запад воспринимал квайто как-то так: они умилялись, восхищались и делали уйму ремиксов на наши песни. Это, в конце концов, и сыграло основную роль в деле глобализации квайто.
Pastor Mbhobho: Мне только не нравится, что людей, перестраивавших страну после того, как к власти пришёл Нельсон Мандела называют «потерянным поколением». Когда в 1976 году случился мятеж на Бантустанах и молодые повстанцы воевали с режимом, они действительно стали потерянным поколением — после мятежа остались моря крови и полная разруха. Но у молодых людей начала 90-х было искусство и образование, чтобы бороться с несправедливостью. Так что ни о каком «потерянном поколении» речи не ведётся. Люди, пришедшие с Нельсоном Манделой, не могут так называться. для «Шо» Читать дальше......
